Двадцать лет назад я обедала со своей подругой в одном мексиканском ресторане, когда она внезапно спросила:

«Лиз, могу ли я быть предельно откровенной с тобой?»

Я была настолько глупа в свои 20 с лишним лет, что ответила:

«Да, конечно!»

В следующее мгновение моя подруга достала из сумочки кинжал и пырнула меня им под ребра.

Ну, на самом деле она не по-настоящему зарезала меня. Она просто сказала, что я эгоистка и лентяйка, что скорее всего я никаким писателем не стану, и вообще, никому не нравится мой бойфренд. Да, и последнее: мои волосы выглядят не очень. У меня слишком массивный подбородок для короткой стрижки, поэтому я выгляжу странно и негармонично.

Пока я судорожно хватала ртом воздух, пытаясь как-то остановить внутреннее эмоциональное кровотечение, моя подруга переставила соусник, чтобы дотянуться до моей руки своей рукой.

«Я единственный твой друг, который скажет тебе правду, — сказала она. Именно поэтому так важно, чтобы мы стали ближе, ведь остальные просто пускают тебе пыль в глаза»

И я ей поверила. Я дружила с этой девушкой еще пять лет.

Каждый раз, когда мне было нужно принять важное решение или услышать чье-то мнение, я обращалась к ней, а она с готовностью палача резала мне «правду-матку» в глаза.

Зачем же я позволяла мучить себя? Потому что я думала, что благодаря ее откровенности и я буду честной, но нет, благодаря ее «откровенности» я была просто травмированной.

Проверка на доверие

Нужно сказать, что именно мой прогресс в профессиональной сфере (в который она так не верила) научил меня, насколько вредной была ее критика. Несмотря на предсказания моей подруги, я стала писателем. А отпускать свои произведения «в люди» — означает также научиться правильно реагировать на критику.

Медленно я начала осознавать, что не обязана принимать критику от всех и каждого. Со временем я научилась определять тот тип читателя, которому, собственно, и адресован мой труд. Я выработала четыре вопроса, которые помогают мне определиться, кому давать читать рукопись, а кому — нет:

1. Искренне ли этот человек желает мне успеха?

2. Доверяю ли я вкусу и суждениям этого человека?

3. Понимает ли этот человек, что вообще я хочу создать?

4. Способен ли этот человек сказать мне правду, не раня меня?

Если я не могу ответить «да» на все четыре вопроса, то я такому человеку свои рукописи читать не даю. А четвертый вопрос — вообще самый главный, потому что на самом деле читатели и редакторы, которые предлагают мне «неприкрашенную правду», говорят мне не столько правду, сколько ничем неприкрытую гадость. И любой, кто предлагает вам выслушать его «откровенное» мнение, на самом деле просто хочет получить возможность сбить вас с ног.

Правда, выданная без капли доброты, вряд ли кому-то поможет, уж не мне, это точно. Жестокость вызывает во мне желание забросить литературу и забиться в угол. С тех пор, как я перестала показывать свое самое сокровенное (я говорю о рукописях «в процессе») от жестоких людей, мой стиль значительно улучшился.

Но самое главное, это то, что я стала применять этот маленький «тест на доверие» и в личных отношениях. Если я собираюсь раскрыться перед кем-то, я должна знать, могу ли я доверять этому человеку, я должна знать, понимает ли меня этот человек, желает ли он мне добра и успеха, а самое главное — может ли он быть честным, оставаясь добрым?

Вот такими людьми я стала себя окружать. И моя жизнь пошла по новому, хорошему, светлому пути. И вот, однажды, моя подруга с кинжалом снова спросила меня: «Могу ли я быть предельно откровенной с тобой?». И я ей ответила: «Боже тебя упаси!».

Не беспокойтесь, я на самом деле высказалась мягче, потому что это единственно правильный способ высказываться.

https://lamp.im